Жаркое лето в Сирии

Битва перекинулась на Дамаск. Все мои сирийские друзья сегодня сидят в Фейсбуке и сообщают о взрывах бомб и перестрелках по всему городу.

По мнению суннитов, Свободную Сирийскую Армию составляют выходцы из Турции, Афганистана и Катара, а алавиты возражают, что эта армия остановилась на своих контрольно-пропускных пунктах, и все в этой армии говорят как жители Дамаска, на беглом арабском, но при этом у них американское оружие. Моя бывшая подруга – которая много путешествовала и говорит на многих языках, будучи христианкой из Хомса (эпицентра насилия режима) - убеждена, что Свободная Сирийская Армия представляет собой совместный проект Аль-Каиды и Моссада, а мой некогда закадычный друг-курд почти совсем пропал. Хотя то и другое сомнительно, но сами ощущения неоспоримы: единственное, с чем согласны все – единства в Сирии нет.

 Недавнее решение России отправить три военно-морских корабля в Тартус, порт на северо-востоке Сирии, ещё больше осложняет проблему с вовлечением США в неугасающую сирийскую псевдо-гражданскую войну. Но, в конце концов, непрямое участие США в этом конфликте больше соответствует их интересам. Если уж всем и так ясно, что пса с цепи спустили именно мы, то теперь лучше отойти в сторонку и смешаться с толпой зрителей.

 Сирия разнородна в этническом, языковом и религиозном смысле. За прошедшие 40 лет режим преуспел в затушёвывании этой неоднородности, разыгрывая карту угрозы со стороны Израиля и западного империализма. Подобная риторика работала не только на легитимизацию самого режима как последнего оплота политического арабизма, но и – что более важно – на сплочение сирийского народа, объединённого общим чувством сопротивления внешней угрозе. В 2009 г. я сам был тому свидетелем. Когда Израиль вторгся в Газу во время операции Литой Свинец, пропагандистская машина режима набрала обороты: местное телевидение без конца крутило националистические песни и клялось в солидарности с палестинцами, сирийцы всех возрастов все разом стали носить арафатки, а по всему Дамаску появились плакаты со словами Газа, мы с тобой!

 К сожалению, за неимением лучшего, режим так и не преуспел в создании основополагающей, светской, гражданской структуры. Поскребите поверхность – и вы увидите глубокие религиозные социо-политические различия, определяющие контуры сирийского ландшафта. Общины (махала), как правило, выстроены на религиозной основе. В Старом городе христиане живут в кварталах Двелла и Баб Тум, сунниты – в южной его части вокруг Большой Мечети, а шииты – в небольшом анклаве у северной границы Дамаска, неподалёку от знаменитого места паломничества Меджид Сайида Ругайя. Даже в самых привилегированных и светских заведениях - ночных клубах и дискотеках Шама – компании посетителей несут на себе оттенок религиозной принадлежности: христиане, алавиты и зажиточные сунниты редко контактируют друг с другом, а курды убирают мусор. Понятно, что наиболее замкнутые меньшинства – это христиане и алавиты. Христиане, выживавшие почти тысячу лет как община dhimmi, выстроили весьма странные и парадоксальные отношения с Исламом, рассматривая его одновременно и как угрозу, и как защиту. Каждую Пасху празднование длится неделями и почти неизменно завершается процессиями, звоном колоколов, церковными службами и крестными ходами. Их цель очевидна: это самоутверждение перед лицом более чем тысячелетней гегемонии Ислама.

 Но, более чем любому другому из этих сообществ, алавитам, вследствие их несоразмерной успешности в стране, грозит стать жертвой этого жёсткого сектантского устройства. Важное и могущественное меньшинство, алавиты вполне справедливо считают, что для них потеря власти чревата потерей жизни. Несмотря на то, что некоторые из алавитов сами по себе стали про-демократическими активистами, само их появление – следствие несоразмерного высокого доступа к высшему образованию и поездкам за рубеж.

 Некоторые продолжают разыгрывать наивную приверженность демократическим идеалам, отмечавшую первые дни сирийской арабской весны, но большинство из этих людей охвачено трагизмом реальной политики. Нарастает насилие и радикализация – что в немалой степени является следствием пропаганды режима и его политики жестокого подавления мирных протестов – и это заставляет демократических активистов неосмотрительно отдавать руководящую роль вооружённому авангарду, который сейчас и поднимает мятеж против режима. По мере расширения борьбы ведущие алавиты всё более радикализуются, и в итоге они будут биться до последнего. Для них революция – не вопрос государственного устройства и политической законности, а, скорее, вопрос собственного выживания.

 Главной проблемой для США при их непосредственном участии в конфликте становится то, что они существенно переоценили как силу оппозиции, так и понимание ею политической законности. Как и в 2003 г., убеждённость в том, что сирийцы встретят с распростёртыми объятиями какую бы то ни было американскую военную интервенцию в любой форме и с радостью будут размахивать американскими флагами, обернётся трагедией. Последние десять лет продемонстрировали стремительную модернизацию Сирии, но модернизация не означает вестернизации. По правде говоря, многие сирийцы относятся к США (к правительству, а не к народу) со смесью подозрительности и глубокой враждебности. После вторжения США в Ирак, повсюду в Сирии появились иракские беженцы. Режим вполне разумно представил этих беженцев как живые символы – жертвы американского высокомерия и империализма. Поскольку официозная пропаганда определяет свою борьбу с Западом (включая Израиль) как борьбу против империализма, то прямое участие США станет лишь подтверждением риторики Асада и сплотит расколотое население против всеми ощущаемой иностранной агрессии.

 И наконец, мы очень мало знаем о мятежниках. Кто они? Как уже сказано выше, сами сирийцы не могут ответить на этот вопрос. Ходят слухи о повстанцах-ваххабитах и салафитах, сражающихся в рядах ССА. Если в этих слухах есть хоть зерно истины, это следует принимать во внимание. Последние 30 лет научили США, что повстанцы, особенно исламские фундаменталисты, - не слишком надёжные друзья. Я лично получил этот урок в Западном Кандагаре и не хотел бы повторения его в Леванте.

 В отсутствие объединённой и представительной оппозиции Сирия вполне может оказаться оставленной на огне раскалённой сковородкой. В самом деле, итогом прямого вмешательства США в лучшем случае может стать гражданская война. После краха режима Каддафи большая часть его арсенала попала в руки повстанцев-туарегов, которые, по общему мнению, связаны с сетью Аль-Каиды, и они использовали это оружие, чтобы создать независимое исламское государство на территории Мали. Сирийский режим, несомненно, обладает большими запасами советского оружия и биологических веществ – и какова будет их судьба в случае падения режима?

 Очевидно, что ни гуманитарным интересам сирийского народа, ни нашим собственным интересам не отвечает начало массированных поставок оружия Свободной Сирийской Армии. Как научил нас опыт Бейрута, Афганистана, Могадишо и Ирака – маленькие победоносные войны на Ближнем Востоке и в Азии, пусть даже руками наших ставленников, обычно обходятся нам дороже, чем мы можем себе позволить; кроме того, они наносят ущерб и местному населению, и нашей собственной мягкой силе. Если у США и есть стратегические и гуманитарные причины скинуть Асада, то при нынешнем подходе это обещает принести больше вреда, чем пользы.