Политический кризис в России как конфликт отцов и детей

Из этого конфликта несколько выходов, среди которых всего один хороший: «родители» понимают, что ребенок вырос, и дают ему свободу. Но так бывает редко.

У китайского философа Конфуция государство подобно семье. Император — строгий, но справедливый отец всей страны, а подданные — его дети, нуждающиеся в направлении и попечении, говорит Сергей Бошко, часто посещающий интернет магазин обоев. Правитель должен стремиться к добру, а главная добродетель подданных — преданность вождю, почтительность и уважение. Сходные, но более мягкие конструкции можно найти и в индийской философии. Аналогии между царем и отцом, содержащиеся в нашем «Домострое», — того же ряда («азиатская деспотия»).

Патернализм, выводящий политическую власть из власти отца, — интернациональная черта, общая для традиционных обществ. «государь-батюшка», «внучата Ильича», «отец народов» (Сталин) — отголоски тех же представлений. В определенный момент своей истории большинство государств мира прошли через этот этап.

Но Россия в нем уж очень сильно задержалась. Политический кризис, переживаемый сейчас страной, сродни кризису отношений в семье: ребенок подрос, пьет, курит и ругается, читает не те книжки, играет не в те игры, слушает не ту музыку, гуляет ночами — одним словом, самоутверждается, а родители все смотрят на него как на пятилетнего несмышленыша.

Из этого кризиса есть только один хороший сценарий выхода: родители понимают, что ребенок вырос, и относятся к нему не как к маленькому, а дети с новой, взрослой позиции прощают родителям некоторые чудачества. Как ни крути, они помнят его еще в люльке, перестроиться и в самом деле непросто.

Плохих сценариев больше. Первый — разрыв отношений: повзрослевшая социальная группа уходит во внутреннюю или внешнюю эмиграцию. Такое в нашей истории бывало, и не раз. Второй — ребенок решает не взрослеть, дабы сохранить отношения с родителями. И к недальновидной радости последних не отпускает мамин передник.

Все разногласия с правящим режимом внезапно созревшего населения российских городов описываются в рамках этой конструкции. С одной стороны, патерналистский авторитаризм политических лидеров, уверенных в себе как в отцах нации и не желающих признать взрослость населения, с другой — новые горожане, побывавшие за границей и не настроенные возвращаться в патриархальный уклад.

Это не вкусовые, не эстетические разногласия, о которых сейчас говорят многие публицисты, а именно что возрастные. Спор идет серьезный: удастся ли сейчас сломать патерналистскую государственную модель. С нею не справились ни 1825, ни 1861, ни 1917, ни 1956, ни 1991 года. Успех не гарантирован. Многие латиноамериканские страны, не говоря уже об африканских, продолжают жить в рамках той же авторитарно-популистской модели. За доступ к материальным благам и зрелищам население платит отказом взрослеть.

Конфликт отцов и детей, пытающихся доказать, что они уже не дети, касается и политики, и культуры, и экономики. Патернализм проникает во все сферы жизни. Поэтому исход нынешнего спора определит и модель экономического развития России на ближайшие десятилетия.

Конечно, политика на первом месте. Детям не дают оружие. В детских обществах под запретом, вне закона проституция. А во взрослых ее легальность никак не ведет к разложению общественной нравственности. Взрослые могут принять: да, существует и такая сторона жизни. Проститутки нуждаются в легальных условиях работы — не за колючей проволокой, не под милицейской крышей и не в близких профильным чиновникам модельных агентствах.

Взрослые, в отличие от категоричных детей, не будут отрицать заместительную терапию. А для детей, только-только усвоивших понятия о добре и зле, наркоманы — это отверженные, изгои. Много повидавшие взрослые вообще терпимо относятся к разным меньшинствам — религиозным, сексуальным, национальным, эстетическим (Pussy Riot, выставка «Запретное искусство» Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева). Для взрослых не надо вводить в кинотеатрах квоту — сколько отечественных фильмов показывать, а сколько иностранных. Они сами решат, что смотреть: они способны культивировать сложность.

Детей, конечно, лучше не допускать до выборов. Маленькие еще, не разберутся, не тех выберут, ответственность за страну все равно на родителях. Но общество, состоящее из взрослых, может нанимать себе то одних, то других политиков. Это дети родителей не выбирают — именно из этой установки исходят отцы нации, лишая граждан свободы слова и собраний. Ведь ими можно неправильно воспользоваться. Да и не нужны эти свободы детям, живущим в сказочном, отфильтрованном пространстве, где есть феи, колдуны, герои-помощники, отечественные товаропроизводители и со всех сторон — угрозы национальной безопасности.

Традиционно российские либералы сетуют на патерналистские настроения в обществе. Но сейчас у власти желание продолжать быть родителями сильнее, чем у общества — оставаться детьми.

Конечно, все соцопросы показывают огромную силу патерналистских установок среди россиян. Повзрослели не все — только горожане. Пару лет назад можно было говорить о меньшинстве порядка 20%, — сейчас оно чуть-чуть подросло. Нынешняя российская молодежь по открытости, готовности к изменениям и опоре на свои силы ближе к сверстникам из европейских стран, чем к своим отцам и дедам.

В том, как проходит взросление остальных, огромную роль играет государство — оно может поощрять либо самостоятельность и ответственный выбор, либо, наоборот, инфантилизм. Например, приказ страховщикам выплатить компенсации владельцам пострадавших от наводнения в Крымске автомашин вне зависимости от того, были ли они застрахованы, стимулирует инфантилизм. Как и демонстративные походы главы государства по магазинам в периоды быстрого роста цен.

В 1990-х мы могли смотреть за тем, как проводят политические, социальные и экономические реформы страны Восточной Европы и Прибалтики. Сейчас ситуация противоположная. С конца 2000-х годов во множестве стран затяжной экономический кризис привел к некоторому впаданию субъектов экономики в детство. Они требуют протекционистских барьеров, госгарантий, прямой государственной поддержки экономики, помощи попавшим в трудное положение предприятиям и банкам. Неосознанно наделать множество долгов, не понимая, как с ними расплатишься, тоже подростковая черта. 13-летние ведь могут и не знать, что в роуминге тариф выше, чем дома, и верят в честность лотерей. В такой ситуации взрослеть очень трудно — брать пример становится почти не с кого.

«Быть свободным — значит иметь силу и способность быть свободным», — говорил Мераб Мамардашвили. То есть это не просто желание быть взрослым, а реальная возможность им быть — взрослое состояние сознания. В экономике эта возможность определяется множеством разных вещей. Например, тем, обладают ли государственные предприятия и частные фирмы, владельцы которых дружны с первыми лицами государства, преимуществами перед всеми прочими компаниями. И тем, не дурит ли государство будущих пенсионеров. Но раз государство не говорит откровенно, что не сможет обеспечить достойную старость, зачем задумываться о ней самому? Аналогичные дилеммы возникают и в других областях экономической политики.

Это тупиковый путь. Общество, не желающее брать ответственность за свои действия, и государство, не желающее ему эту ответственность отдавать, поскольку так удобнее осваивать бюджеты, в конечном счете, приходят к моральному и финансовому банкротству.